Большое интервью с Александром Баргманом, режиссёром спектакля «Тартюф»

Александр Львович, прошло почти десять лет с вашего знакомства с Тюменским театром и первой постановки спектакля «Мольер». Сегодня вы готовите уже восьмую премьеру ТБДТ. Наверное, можно подвести некоторый итог определённого этапа в вашей совместной работе с этим театром? Какие это были десять лет?

Александр Баргман: Я не люблю подводить итоги. Есть движение жизни, есть путь. За эти десять лет у нас с Тюменским театром были разные периоды. Период влюблённости, вдохновения, период тяжёлого труда, период какой-то шалости, но всегда, как бы ни менялось время и мы, это было обоюдно искренне и по любви. Я рад, что после четырёхлетней паузы мы снова работаем вместе, потому что Тюменский театр стал большой серьёзной частью моей жизни. Каждый спектакль – как ребёнок, который вынашивается нами – людьми театра, постановочной группой, в первую очередь артистами.

Мне нравится ТБДТ тем, что, невзирая на сложности, связанные с оптимизацией и прочим, театр не просто выстоял, а живёт и продолжает развиваться. И мне здесь всегда, с одной стороны, человечески очень хорошо и тепло, комфортно, нежно, иронично, с юморком, с другой – это всегда труд: – всё-таки происходит ротация внутри труппы, всё остро, живо и непредсказуемо. Ведь театр – это живой организм. Очень и активно живой.

Что касается творческих нитей, то они всегда непростые: то эти нити натягиваются, то ослабляются. Когда чаще работаем, лучше слышим друг друга. Сейчас, спустя четыре года, нам пришлось заново открывать и вспоминать что-то друг в друге, потому что и я меняюсь, и артисты меняются, и что-то в воздухе меняется.

Самое трудное было продолжить работу во время пандемии, и я рад, что эта работа связана именно с Тюменским театром. Это какие-то знаки судьбы, потому что когда сюда пришло новое руководство, во главе с Сергеем Осинцевым, то один из первых серьёзных спектаклей на большой сцене был «Мольер». Это был какой-то знаковый спектакль. Для меня – в огромной степени – первый мой спектакль на большой сцене. Сейчас, после пандемии, мы вновь вместе, и это новое ощущение.

Вы работали во многих театрах, вам есть с чем сравнивать. Конечно, каждый театр чем-то уникален. Расскажите, в чём главные отличия Тюменского театра от других?

Для меня уникальность, в первую очередь, в человеческом тепле, которое здесь есть, и я этим дорожу даже больше, чем актёрским профессионализмом.

Для меня артисты, с которыми я встречаюсь, – это мои родственники. В этом есть и плюсы – близость, доверие, и минусы, поскольку эти кровные, человеческие связи иногда сопротивляются необходимому, порой не простому творчеству, так как всегда наступает пора, когда я должен быть жёстким, и становится сложно отделить одно от другого. И второе, я знаю, что у нас взаимная любовь с артистами. И вижу, что они мне доверяют, и это очень важно, когда артисты доверяют режиссеру и совершают серьёзные усилия.

Вы уже два раза ставили спектакли по теме Мольера. Почему «Тартюф» и Тюмень? Как вы пришли к выбору этого спектакля в ТБДТ?

Мы долго искали название с руководством театра. И понимали, что на новом витке должно быть что-то ярко театральное. Были разные варианты, и когда я вспомнил про «Тартюфа», подумал, что абсолютно логично было бы сейчас сделать спектакль именно в ТБДТ по Мольеру. Не о Мольере, а по Мольеру. Потому что в «Кабале святош» (пьеса по Михаилу Булгакову идёт в ТБДТ под названием «Мольер». – Прим. ред.) много говорится о пьесе «Тартюф».

Эта пьеса и возвысила Мольера, и погубила его. Непростым способом он доводил пьесу до зрителя – сквозь дружбу и отторжение Людовика, предание проклятию пресловутой Кабалой, обретя в итоге признание публики, но и найдя врагов.

«Тартюф» для меня – это в первую очередь пьеса о семье, о сохранении микромира, поля творчества и созидания. И вдруг в эту семью внедряется странная, страшная, лживая сила, покушающаяся на человеческую свободу. Для меня это довольно серьёзная тема.

Конечно, с точки зрения структуры, драматургии – это великая пьеса, потому что это и комедия положений, и комедия характеров, и высочайшая комедия эпохи классицизма как образцовая пьеса, где сохраняется единство времени и места, лихо заверченная интрига. Пьеса глубока, беспощадна и полна мольеровской боли.

Как вы считаете, поменялись ли Тартюфы со времён Мольера? Чем отличаются тот Тартюф и сегодняшний? 

Ничего не меняется. Я думаю, что борьба за душу всегда ведётся, велась и будет вестись, и мы нередко становимся жертвами собственного легковерья и подмены. С лёгкостью вдруг цепляемся за смыслы, которые нам кто-то открывает: власть, какие-то идеи, философии. И зачастую становимся жертвами этих влияний, такова доверчивая человеческая природа – порой мы перестаём мыслить и действовать самостоятельно.

Как мы знаем, толпа губительна, и вообще любая идеология имеет оборотную сторону. Как показывает многовековая история человечества, любая идея, внедряемая в общество, имеет серьёзную опасную подоплёку.

Поэтому Тартюф вечен. Дело не в том, что он лицемер. В этой пьесе ещё очень важна тема подмены, обмана в глобальном смысле. И обмана, и самообмана. И как нам остаться самими собой, не подрубая под собой сваи собственного мировосприятия, образования, воспитания, просто своих чувств… Как устоять, как сохраниться, как выбрать путь, свойственный нам, органичный нам, а не навязанный путь, не ложный.

Оргон (глава семьи) когда-то этот путь потерял. И когда он обжёгся, соприкоснувшись лицом к лицу с тем, что Тартюф, который стал для него не только другом, но и духовным отцом, вдруг оказался просто пошлым прелюбодеем и корыстолюбцем, – это переворачивает всю его жизнь.

Я думаю, что Тартюфов вокруг много и каждый из нас в какой-то степени бывает Тартюфом. Мы сами над собой иногда совершаем довольно опасные опыты…

У Мольера был свой прототип Тартюфа. А у вас есть свой, может, среднестатистический современник, которого вы представляете в роли Тартюфа?

У меня нет конкретного прототипа, но я понимаю, что это человек на службе у государства, который, прикрываясь какими-либо идеями, внедряет их в мировоззрения общества, и происходит подмена. То есть он, прикрываясь самыми высокими, великими нравственными величинами, на самом деле опрокидывает жизнь людей. 

А конкретного прототипа нет, конечно. Это образ собирательный, но какое произведение литературы ни откроете, Фома Опискин Достоевского – это же Тартюф, там есть явная аналогия. В любом великом произведении всегда есть какой-то лукавый. У Достоевского и в «Бесах» Пётр Верховенский – это Тартюф. И у Гоголя полно Тартюфов. Хлестаков – это Тартюф, конечно же. Это всегда рядом. Подмена, многоликость, манипуляции… 

Почему роль Тартюфа досталась именно Николаю Аузину?

Во-первых, я люблю этого артиста, во-вторых, моя идея в том, что Тартюф, помимо всего прочего, наделён мощной мужской энергией. И эта мощная энергия не только подминает весь дом, но и увлекает Эльмиру. Для Тартюфа знакомство с Эльмирой становится смыслом его жизни. Выполняя работу, он вдруг обжигает сердце об удивительную женщину. И этот «человек на задании» рушится, практически проваливает это задание из-за страстного увлечения Эльмирой. Он получает всё: дом, руку дочери Оргона – Марианы. Но он не получает главного – своего внутреннего смысла, которым является Эльмира. 

И Николай Аузин – именно такой артист, в котором для меня было важно мужское истовое страстное начало в большей степени, чем комические проявления Тартюфа.

Кто для вас ещё на первом плане?

В этом спектакле две главные роли – Тартюф и Оргон, палач и жертва. И конечно, я бы не взялся за «Тартюфа», если бы не знал, что в труппе есть, по-моему, выдающийся артист Сергей Скобелев, который с годами стал мощнее и содержательней, а его профессионализм и владение актёрской техникой бесспорны. Этот тандем Аузин – Скобелев для меня был важен.

И ещё все, кто занят в спектакле, – это мои уже любимые, кочующие из спектакля в спектакль артисты. И Саша Тихонов, и Саша Кудрин, и Кристина Тихонова, Наташа Никулина, Жанна Сырникова, Лена Махнёва, Андрей Волошенко, Егор Медведев, Николай Падалко, Игорь Гутманис.

Как оцените работу с новыми актёрами Василием Цивинским, Мариной Кошеляевой, Виталием Илюшкиным?

Пока рано оценивать. Я с ними работаю первый раз, и нам всем непросто, потому что я требовательный и нервный… Но ребята одарённые и  старательные. У них разные школы, разные «кнопки включения», но что их объединяет – это желание работать.

Кто из актеров для вас, возможно неожиданно, открылся по-новому? 

Я не увидел каких-то особенных метаморфоз, что я предполагал, то я и имею.

Единственное, мы сделали важные шаги с Наташей Никулиной в сторону освоения некой женской умышленности, что ли… Я вижу, как Наташа становится автором роли и хозяйкой сценического пространства вокруг себя. Пожалуй, я открываю новую Наташу здесь – по-настоящему волевую.

И конечно, отмечу Кристину Тихонову, мы работаем уже третий раз. Кристина удивительная, в данном случае она – открытие театра, которое вдруг стало проявляться, причём, не имея никакой актёрской школы, а только обретённый опыт и интуицию. Она играет Дорину, служанку – это такая «народная пружина» борьбы со злом. И в ней я открываю проявления комической острой гротесковой актрисы, но при этом есть и драматические моменты.

Как в спектакле появился Пьеро? Какая задача у этой роли? 

Это моя придумка. Он ангел семьи. Пьеро – «брошенный любовник». Из семьи стала уходить любовь, и в этом его тоска, и от этого слёзы…

Пьеро не реальный герой, а сюрреалистичный, он дух семьи, который привлекает и возвращает всё, что связано с созиданием, с прощением, с милосердием. Мне нужна была такая пронзительная нота, которую Егор Медведев одушевляет и вокально, и пластически. Требовался такой тип, как Пьеро с картин Антуана Ватто, французского живописца.

Кто для вас самый положительный и светлый персонаж в спектакле?

Ну вообще, в этой пьесе нет однозначных людей, все за что-то борются, не всегда это происходит успешно и последовательно. Нет хороших и плохих. Во всех нас намешано много всего. Мольер поэтому и велик, будучи сам гениальным несовершенным: гениальным драматургом и несовершенным человеком, как каждый из нас.

У вас довольно большая постановочная группа. Любопытной показалась должность консультанта-психолога. В чём заключалась его роль?

Я работаю с Артёмом Кулябиным, консультантом-психологом, уже второй раз. Он провёл большую онлайн-встречу с артистами, прямо из Ижевска.

Мне нужно было, чтобы он рассказал о семье, о ролевых и смысловых составляющих семьи. Артём поведал много интересного, что помогает нам плести внутрисемейные нити. Нас интересовало то, что в школе называлось «этикой и психологией семейной жизни», с поправкой на Галантный век. 

Расскажите кратко про остальных создателей спектакля: что они привнесли в премьеру? 

Нам также помогает Сергей Данишевский – консультант по стилю, который занимается причёсками и гримом, и вообще он самый позитивный и лёгкий человек в нашей порой мрачноватой постановочной бригаде. Сейчас во время репетиций он вместе с моим другом и соратником Николаем Реутовым – режиссёром по пластике – помогает изучать и присваивать артистам куртуазные манеры мольеровского века. Насколько это возможно…

Андрей Иванович Волошенко, в свою очередь, прочитал нам лекцию о социально-политических составляющих Галантного века.

Также с нами работает педагог-репетитор по сценической речи Олеся Казанцева. Поскольку «Тартюф» – это пьеса в стихах, а работа со стихом подразумевает специальную работу с речью. Почти каждый день проводились речевые тренинги. Это серьёзный и необходимый тренинг для артистов, связанный с артикуляцией, дыханием, посылом звуков. Осваивание произнесения стихотворного текста.

Отдельно хочу сказать о Елене Жуковой, нашей художнице по декорациям и костюмам – ученице Эдуарда Степановича Кочергина. Я с ней сделал несколько спектаклей как с художницей по костюмам, но впервые работаю как с художником-постановщиком.

Очень часто среди зрителей в соцсетях возникают споры: кто-то хочет классический спектакль, а кто-то, экспериментов и современности. Ваши спектакли находятся ни с одной, ни с другой стороны, а словно в какой-то параллельной реальности. Какой у вас взгляд на этот вопрос?

Каждый пишет, как он дышит, поэтому я, как чувствую, так и делаю спектакль. Если я нахожу возможность какого-то временного заступа и он мне необходим в эстетике спектакля, то я его делаю: в костюмах, в музыке или ещё в чем-то. Если нет, то нет. Всё продиктовано моим ощущением, моей потребностью. Об этом всегда будут споры. Нужны, как Чехов говорил, новые формы. А потом Тригорин говорит: «Вот Костя Треплев ходит, дуется, проповедует новые формы, а в мире всему хватит места: и новому и старому, – зачем толкаться?»

Театр может быть любым, каким угодно, лишь бы он был осмысленным и живым.

Я видел прекрасные авангардные спектакли на основе классических пьес. Есть такая теория, что режиссёр – это вообще не профессия, что он просто ретранслятор и должен просто поставить текст. Я с этим категорически не согласен. Режиссер – конечно же, интрепретатор, но интерпретация может и должна быть художественной. 

Какие ваши дальнейшие планы после этой премьеры? И есть ли планы на работу с нашим театром?

Что касается работы с Тюменским театром, то определённых дат и названий пока нет. А мои планы: сыграть премьеру спектакля «Анна в тропиках» в театре Комиссаржевской, пока получилось сыграть только прогоны, так как время болезненное…

Потом я начинаю работу над спектаклем «Таланты и поклонники» по пьесе Александра Островского в театре «Русская антреприза». Затем будет пьеса Теннесси Уильямса «Орфей спускается в ад» в Театре на Васильевском. И так далее…

ДОСЬЕ

Александр Баргман, режиссёр-постановщик

Работал над спектаклями ТБДТ:
«Мольер» (2011)
«Три товарища» (2012)
«Бог резни» (2012)
«Крейцерова соната» (2014)
«Карнавальная ночь» (2014)
«Ветер в тополях» (2016)
«С любимыми не расставайтесь» (2016)

Актёр театра и кино.

Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области театрального искусства.

Многократный номинант Российской национальной премии «Золотая маска» за лучшую мужскую роль, за лучшую режиссуру. Многократный лауреат Петербургской премии «Золотой софит». Лауреат премии Правительства Санкт-Петербурга. Лауреат премии Губернатора Свердловской области.

Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии им. Н.К. Черкасова (ЛГИТМиК) – ныне Российский государственный институт сценических искусств (1991, факультет актёрского мастерства, мастерская н.а. СССР И.О. Горбачёва).

В 1991–1999 – артист Александринского театра: участвовал в спектаклях «Гамлет» У. Шекспира (Клавдий, Гамлет), «Хозяйка гостиницы» К. Гольдони (Фабрицио), «Отелло» У. Шекспира (Кассио), «Дурочка» Л. де Вега (Лоуренцио), «Три сестры» А.П. Чехова (Тузенбах), «Душекрушение» (моноспектакль по рассказам и стихам В.В. Набокова), «Чёрт» Ф. Мольнара (Янош), «Бедность не порок» А.Н. Островского (Гриша Разлюляев), «Борис Годунов» А.С. Пушкина (Григорий Отрепьев) и др.

В 1999–2003 – артист Государственного драматического театра «На Литейном»: участвовал в спектаклях «Лес»
А.Н. Островского (Несчастливцев), «Ночь игуаны» Т. Уильямса (Лоуренс Шеннон), «Дуэль» А.П. Чехова (Николай фон Корен) и др. 

Участвовал в спектаклях Санкт-Петербургского академического театра комедии им. Н.П. Акимова, Творческого объединения «Арт-Питер» – Дом Кочневой на Фонтанке (Санкт-Петербург), Санкт-Петербургского театра «Русская антреприза» им. А. Миронова, Государственного драматического театра «Приют комедианта» (Санкт-Петербург), Театра «Практика» (Москва), Театра поколений им. З.Я. Корогодского (Санкт-Петербург), Академического драматического театра им. В.Ф. Комиссаржевской (Санкт-Петербург).

В 2002 совместно с артистами Александром Лушиным, Натальей Пивоваровой и Ириной Полянской организовал «Такой театр». Участвовал в спектаклях «Чёрствые именины» Г. Соколовой (Виктор), «Докопаться до истины – 2» (Рудольфо Сантильяно), «Жан и Беатрис» К. Фрешетт (Жан), «Главное забыл» по произведениям Шолом-Алейхема (Менахем-Мендл) и др.

Поставил спектакли «Иванов» А.П. Чехова и «Каин» по текстам Дж.Г. Байрона, Клима совместно с Анной Вартаньян, «Время и семья Конвей» Д.Б. Пристли, «Человек случая» Я. Резы, «Тестостерон» А. Сарамоновича, «Волонтёры» Б. Фрила.

В 2014–2016 – главный режиссёр Санкт-Петербургского академического драматического театра им. В.Ф. Комиссаржевской. Режиссёр спектаклей «Ночь Гельвера» И. Вилквиста, «Графоман» А. Володина, «Дом, который построил Свифт» Г. Горина, «Прикинь, что ты – Бог» М. Вишнека.

РЕЖИССЁРСКИЕ РАБОТЫ:

Государственный драматический театр «Приют комедианта» – «Глубокое синее море» Т. Раттигана, «Смешные поневоле» по пьесам Ж.-Б. Мольера, «Иллюзии» И. Вырыпаева.

Новосибирский городской драматический театр п/р С. Афанасьева – «Карл и Анна» по повести Л. Франка, «Наш городок» Т. Уайлдера, «Утиная охота» А. Вампилова.

Санкт-Петербургский академический театр им. Ленсовета – «Дон Кихот» М. Булгакова.

Новосибирский драматический театр «Красный факел» – «Отцы и сыновья» Б. Фрила, «Жар и холод, или Идея г-на Дома» Ф. Кроммелинка.

Омский академический театр драмы – «Лжец» К. Гольдони, «На чемоданах» Х. Левина, «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» М. Фриша.

Израильский театр «Контекст» – «Кнопка» Й. Бар-Йосефа.

Македонский национальный театр г. Битола – «Иванов» А.П. Чехова, «Бар Ремарк» Э.-М. Ремарка.

Воронежский академический театр драмы им. А. Кольцова – «Входит свободный человек» Т. Стоппарда.

Ростовский-на-Дону академический молодёжный театр – «Кьоджинские перепалки» К. Гольдони, «Амадей» П. Шеффера.

Санкт-Петербургский «ФМД-театр» – «Паника, или Мужчины на грани нервного срыва» М. Мюллюахо, «Сказки с акцентом» В. Бирон.

Свердловский академический театр драмы – «Двенадцатая ночь, или Что вам угодно» У. Шекспира, «Дни Турбиных» М. Булгакова.

Национальный театр Вигсинхаз (Будапешт) – «Sex-comedy в летнюю ночь» В. Аллена, «Война и мир» по роману Л.Н. Толстого.

«Такой театр» – «История медведей Панда, рассказанная саксофонистом, у которого есть подружка во Франкфурте» М. Вишнека.

Театр «Мастерская» – «Сирано де Бержерак» Э. Ростана.

Интервью подготовили: Лариса Меркурьева, Константин Решетников 
Фото: Полина Секисова